В мрачных уголках старинной усадьбы, где даже солнечные лучи казались стесненными, жили Пульхерия и Иван Тихонович. Их дом, обвитый паутиной забытых традиций, напоминал крепость, но не от врагов, а от самих себя. Каждый день они повторяли одни и те же ритуалы, как будто старались заклинать саму реальность, которая, казалось, стремилась вырваться из их обыденности.

Пульхерия, с её эксцентричными привычками, выглядела как призрак из прошлого. Её заботливые руки, когда-то ловкие и умелые, теперь только замедляли время, а каждое её слово было пронизано страхом потерять своего единственного спутника. Она следила за каждым движением Ивана Тихоновича, словно он был хрупкой фигуркой, которую можно было разбить одним неверным шагом.

Иван, в свою очередь, был погружён в свои мрачные размышления. Каждый вечер он сидел в своём кабинете, погружённый в тени, которые, казалось, шептали ему о заброшенных мечтах и утраченных надеждах. Его меланхолия становилась всё более тяжёлой, как туман, окутывающий усадьбу. Он боялся, что мир за пределами их дома способен поглотить его и Пульхерию, унося их в небытие.

Их любовь, хотя и странная, была единственным светом в этом готическом лабиринте. Но даже она обременялась паранойей. Каждый скрип пола, каждый шорох за окном вызывал у них приступы страха. Они подозревали, что кто-то наблюдает за ними, следит за их старомодной жизнью, готовый вырвать их из уютного плена. Страх потерять друг друга, страх перед внешним миром, который изменялся и угрожал их существованию, превращал их дни в бесконечный кошмар.

И вот, среди этих мрачных раздумий, их существование стало абсурдным театром, где смех и слёзы переплетались, создавая странный и горький портрет их жизни. Они были как тени, танцующие в полумраке, и даже в своей безумной любви к друг другу не могли избежать той меланхолии, что нависала над ними, как зловещее предзнаменование.